Оба ответа крестьянского чиновника были получены губернатором 8 июля. Засим всё было готово для рассмотрения дела в губернском совете, но рассмотрения не происходило. Похоже, дело не выглядело спешным. Губернским чиновникам пришлось изменить своё мнение на эту тему после получения запроса из столицы (документ № 13).
Отправленный 21 июля, запрос Канцелярии прошений на Высочайшее имя приносимых был получен в Томске 15 августа. Оказалось, что огневский переселенец Василий Япринцев жаловался на обиды старожилов самому царю. Имя это не встречается в перечне 24 переселенцев, среди которых есть Прокопий Япринцев (купивший дом за 100 руб.) и Егор Япринцев (единственный, не купивший избы) (документ № 5). Может явиться мысль, что Василий Япринцев был представителем младшего поколения клана Япринцевых. Грамотная крестьянская молодёжь иногда писала ходатайства под руководством старших, но от своего имени. Однако, как мы знаем из документа № 15, Василий Япринцев – неграмотный; из этого же документа мы узнаем и отчество Василия: ни Прокопий, ни Егор не приходится ему отцом. Не был он и опытным ходатаем: иначе он не упустил бы приложить к своему прошению общественный приговор и не дал бы основания чиновникам для затяжек, связанных с выяснением его полномочий. Похоже, что Василий Япринцев – один из тех, против кого сочиняли старожилы свою июньскую жалобу: кто пришёл уже после начала противостояния, в 1893 г.
Теперь уже тянуть было нельзя, и 23 августа состоялось рассмотрение дела в губернском совете, оформленное документом под названием "журнал" (документ № 14). Самое интересное в этом документе – это его оформление. Переход от беловых листов с красивым почерком к черновой "скорописи" интригует: что было на уже заготовленных, но выброшенных листах? Ответить не так уж сложно. Мы видим, что заменённая часть приходится на "определение". Значит, уже заготовленное секретариатом решение пришлось по итогам обсуждения менять. Секретари не угадали. Какое же решение дела чиновники могли счесть вероятным? Раз губернатор уже указывал переселенцам на необходимость выезда, раз чиновник по крестьянским делам высказался в том же духе, то логично было ожидать, что переселенцам предложат требование о выезде из Огневой.
Отсюда – и "мысль вслух" простым карандашом на отношении крестьянского чиновника (документ № 11): "Так как общество не желает принять в свою среду, то остается объявить переселенцам, чтобы они приискали другие общества или перешли на свободные кабинетс[кие] земли". Судя по довольно разборчивому почерку и по размещению этой надписи на нижнем поле, её автор – явно не губернатор, а кто-то из непосредственных исполнителей в губернском управлении. Было ли это личное мнение какого-нибудь секретаря, или запись сказанного высоким начальством по ходу предварительных обсуждений, ясно, что именно так воспринимал предстоящее развитие событий человек, готовивший документы к заседанию губернского совета. Не случайно и последняя фраза беловой части документа начинается пересказом антипереселенческой концовки из отношения крестьянского чиновника. "Почему и так как переселенцы, как люди более или менее состоятельные имеют возможность переселиться на другие обмежеванные и свободные земельные участки без разорения хозяйств..." – следует их выселить – так дополнял этот ряд крестьянский чиновник (документ № 12). Но в журнале губернского совета вместо необходимой по смыслу запятой стоит точка, и дальше появляются доводы только в пользу переселенцев.
Секретарь был так уверен в антипереселенческом решении, что даже поручил писарю изготовить беловую копию: оставалось лишь подписать. Но на заседании всё пошло иначе. Неизвестно, зависело ли решение лично от Г.А. Тобизена, или дело решили более опытные сотрудники Крестьянского отделения, но только возможности мирного погашения конфликта были сочтены ещё не исчерпанными. Делу была дана очередная отсрочка. Признать ходатайство старожилов "в настоящее время неподлежащим удовлетворению" – вердикт двойственный. В нём заложена поддержка и переселенцев (отказ выселять новосёлов), и старожилов ("в настоящее время" – значит, не навсегда). Но на ближайшее время это означало сохранение статус-кво, выгодное скорее для переселенцев, чем для старожилов.