Вернёмся к ходу разбирательства по Ново-Шульбинскому делу. Скопировав для крестьянского начальника оба летних приговора, староста отправил их 11 декабря в сопровождении официального ответа на запрос (документ №10). Кратко пересказав уже известные нам события, староста настаивал на правоте своих товарищей старожилов. При этом он заявил, что землю в аренду старожилам сдавали с условием на ней не строиться. В то же время, он назвал "совершенно ложною" жалобу переселенцев о том, что общественники сломали им постройки на пахотной земле. Последнее утверждение противоречит настойчивости, с какой сам же староста несколькими строками выше утверждает наличие заблаговременного запрета на строительство. По-видимому, обе стороны здесь отдали дань хитрым формулировкам: переселенцы – назвав свои шалаши "съёмными деревянными постройками", а староста – отказав этим убогим жилищам в праве считаться постройками вообще.
Губернское управление получило эти документы от крестьянского начальника лишь в феврале следующего (1910) года. По-видимому, чиновник ждал утверждения приговоров волостного суда, которые переселенцы пытались опротестовать и в съезде крестьянских начальников, и в губернском управлении. Протест этот был неуспешным, о чём мы знаем из рапорта крестьянского начальника. В этом рапорте (документ №11) чиновник безоговорочно поддержал старожилов, имеющих полное право взимать плату за использование чужаками общественной земли.
В том же духе вынесло свой вердикт и губернское управление (документ №12). В начале марта 1910 г., накануне нового земледельческого сезона, губернское управление предложило Змеиногорскому уездному полицейскому управлению объявить авторам переселенческой жалобы, что жалоба отклонена, "и что если они желают избавиться от платежа полеточных сборов, то должны обратиться к сельскому сходу о принятии их в среду общества" (л. 31–31 об.).
К. А. Коровин. В волостном правлении.
Действия губернского начальства вполне соответствуют обычной политике в подобных случаях: давать разъяснения, соответствующие закону, и избегать применения вооружённой силы. Закон в данном случае на стороне старожилов, на их же стороне – и сила; принятое решение обеспечивает соблюдение закона без необходимости присылать воинскую команду. Но помимо сухого прагматизма, есть в чиновнических документах и нотка беспристрастности, стремление подчеркнуть свою позицию над схваткой. И это тоже типично для старожильческо-переселенческих споров, при которых старожилов чиновники обычно упрекали в стремлении к наживе за счёт переселенцев (мол, сначала наверняка сами же их в батраки нанимали, а теперь гоните).
В Ново-Шульбинском деле показная беспристрастность отразилась в системе доводов, подкрепляющих решение губернских властей. Жалобщики, – говорится в отношении от 5 марта 1910 г., – поселились без согласия общества, почему и облагаются "так называемой полеточной платой". Далее – главный козырь, который надо процитировать полностью: "Заявление жалобщиков о том, что общество обложило их огульно по 40 р. за усадьбу и по 3 р. за голову скота, опровергнуто местным крестьянским начальником, который удостоверил, что вознаграждение с каждого непричисленного члена взыскивается смотря по общему его состоянию и по величине и удобству занятого им участка" (л. 31 об.).