Получая новые крестьянские ходатайства, губернское начальство методично пересылало их крестьянскому чиновнику. Получив очередной пакет, чиновник 1-го Бийского участка Е. Лущиков  наконец вспомнил, что у него с начала мая лежит не отвеченным предыдущий запрос, и в один день (26 июня 1893 г.) подготовил ответы по обоим отношениям.

Основная часть недлинного ответа Е. Лущикова по поводу переселенческой жалобы (документ № 11) – это пересказ того, что мы знаем из встречных крестьянских документов. Есть, впрочем, и уточнение: он сообщает, что первые переселенцы в Огнево прибыли ещё в конце 1891 г. и "прозимовали в окольных с дер. Огневой селениях".

Не предлагая чётко сформулированного решения, чиновник, вроде бы, проявляет объективность – критически высказывается в адрес обеих сторон. Но довод против переселенцев скуден и сформулирован собственно не как довод против, а как относительно нейтральный факт (их имущественное состояние "нельзя признать недостаточным, доказательством чему может служить скорое устройство их в новом месте жительства"). Отношение же к старожилам выражено более чётко и на уровне мнения, и на уровне подсознательных клише. Говоря о старожильческих доводах в связи с орошением сенокосов, чиновник пишет: "Хотя справедливость последнего обстоятельства нельзя не признать заслуживающим уважения, тем не менее, мне кажется, что главной причиной непринятия Огневскими общественниками в свою среду названных переселенцев служит религиозная рознь". Из этой формулы несомненно вытекает, что "религиозная рознь" служит в глазах автора более веским доводом, чем хозяйственные соображения. В религиозном же вопросе его позиция вполне соответствует его положению чиновника, обязанного регулярно исповедоваться в православной церкви. Огневские старообрядцы для него – это люди, "уклонившиеся в раскол".

Так религиозный вопрос вновь оказывается в центре внимания – впервые после жалобы переселенцев. Его не затрагивали ни старожилы (но с их стороны логично маскировать свою "неблагонадёжность"), ни губернатор, ни начальник округа. Чиновник же Лущиков не только затрагивает его, но и выражает готовность на этом основании решить дело в пользу переселенцев. Поскольку никаких дополнительных фактов на тему засилья старообрядцев чиновник не приводит, остаётся неясным: сам ли он знаком с религиозной обстановкой в Огнево или поверил на слово переселенцам. Это, впрочем, оказывается второстепенным, когда мы знакомимся с его ответом на жалобу старожилов, отправленным в тот же день (документ № 12).

Как ни удивительно, этот ответ проникнут противоположным духом. Не вспоминая на сей раз про старообрядческий "уклон" старожилов, чиновник написал: "ходатайство Огневского общества о выдворении из их селения переселенцев на новые участки я полагал бы признать заслуживающим уважения, в тех видах что последние, как люди более или менее состоятельные, могли бы без разорения перейти на жительство на новые участки".

Подвоз муки в магазин.

Похоже, что стыковка двух документов, вышедших из-под пера одного человека в один и тот же день, озадачила губернских чиновников. Готовя бумаги к рассмотрению, секретарь пометил на полях, что эти два документа надо "заслушать одновременно".

Любопытна и мотивировка Лущикова: он не говорит здесь о законе, о приёмных приговорах – значит, он не претендует на обязательное соблюдение буквы закона. Может показаться, что он претендует, подобно губернскому управлению, подняться над схваткой и разобраться с существом дела (переселенцы – люди состоятельные, возможность переехать у них есть). Но взаимоисключающие суждения по одному и тому же делу плохо вяжутся с заботой об интересах дела. Может быть, Лущиков старался обеспечить свои позиции на случай любого исхода этого дела, а скорее всего, просто хотел отвязаться от этой головоломки с возможно меньшей затратой усилий.