Между тем, надо было исполнять поручение императорской канцелярии. В начале октября 1893 г. дело наконец дошло до составления волостным старшиной документа, обозначенного исправником как прошение В. Япринцева на высочайшее имя, а на самом деле являющего собой протокол допроса огневских переселенцев (документ № 15). Для логики всего дела этот документ – проходной: он лишь восстанавливает пропущенное неопытным жалобщиком формальное звено в бюрократической цепочке (переселенцы официально подтверждают доверие Япринцеву). Но он даёт кое-что полезное для понимания того, как менялось положение в Огнево в 1893 г.

Бросается в глаза различие списков переселенцев при сравнении данного перечня с документом № 5. Попытки найти точные повторы (совпадение имени и фамилии) дают лишь 13 совпадений, но часть нестыковок можно списать на семейные разделы/слияния, перемену главных лиц в семье. Зато есть целых 6 фамилий из осеннего перечня, которые не встречались весной (Агафонов, Арчаков, Евсевьев, Ермаков, Симонов, Хрипков) и ещё 6 – из весеннего перечня, которые не упоминаются осенью (Афонасьев, Бекетов, Жуков, Мамин, Репринцев, Урайкин).

С прибывшими всё понятно – это те самые, прожившие от 1 до 5 лет в других селениях и перебравшиеся в 1893 году. Логично предположить, что выбывшие – это уехавшие. Но есть и другой вариант объяснения: волостной старшина хотел подогнать число подписей под цифру, заявленную при отправке жалобы самому царю, поэтому записал первых попавшихся 24 имени. Именно это объяснение подтверждается сопоставлением двух списков, содержащихся в самом октябрьском документе. Во втором списке автор почему-то посчитал нелогичным не записать Василия Япринцева (который отсутствует в первом списке); "в обмен" самый многочисленный по первому списку клан Капустиных сократился на одного человека (за счёт Петра Ивановича Капустина). Это было запланированное исправление. Есть и незапланированное. Во второй список был записан подвернувшийся под руку Петр Ермаков. Спохватившись, что имя это не внесено в первый список, и значит, перечень стал на одного человека длиннее, автор протокола взял имя Петра Ермакова в скобки – обычный для делопроизводства конца XIX в. способ внести исправление, не портя документ зачёркиванием. В итоге писарь получил заветное число 24, а мы можем быть уверены, что исчезновение некоторых фамилий из позднего списка переселенцев было обусловлено лишь представлениями низовых чиновников о надлежащем порядке делопроизводства. Волостной писарь и старшина просто "перекрашивали алые розы в белый цвет" (хотя вряд ли знали про "Алису в стране чудес").

Это длинное источниковедческое отступление можно увенчать кратким, но важным выводом: октябрьский протокол допроса подтверждает предположение (выдвинутое ещё по жалобам старожилов), что уже после составления списка от 13 мая в Огневу прибыли "переселенцы второй волны", встреченные старожилами с явным неудовольствием, но не собиравшиеся уходить.

Наконец, в этом документе важно и то, что большинство упомянутых переселенцев – односельчане, и то, что среди них есть отставные солдаты (как правило, более решительные в борьбе за свои права). Ясно, что это не случайная толпа людей, но единый коллектив – если не полностью, то в основе своей.

Показания переселенцев о доверии В. Япринцеву ещё месяц ждали отсылки их исправником в главный город губернии (документ № 16), и 15 ноября были наконец получены в губернском правлении. После этого можно было приступать к следующей части – сбору "сведений" для представления в императорскую канцелярию. Как и в прошлый раз, задание это было спущено по вертикали власти на уровень волостного правления, состоявшего, разумеется, из старожилов. Деятелям волостного правления пришлось идти к новосёлам записывать показания, по существу, против самих себя. За счёт этого у нас есть два документа довольно смешных по форме, хотя весьма невесёлых по их существу.

­