Пример мормышанцев, переборовших возникшую проблему взаимоотношений «старожилы ‑ непричисленные переселенцы», видимо, мог быть реализован только при наличии более важной задачи – прирезки земли, требовавшей сплочения всех жителей, а также относительной немногочисленности неприписанного населения. Так, в ходе поездки губернатора П.К. Грана в мае 1912 г. по наиболее неспокойным селам во всех поданных ему прошениях фигурировала просьба о прирезке земли, и только жители села Подстепновского как альтернативу дополнительному наделу попросили выселить из общества вновь приписанных крестьян (по всей видимости, из списка № 4)[20]. Поэтому, вероятно, что в практике землеустройства распространение получал иная модель, когда противоречия старожилов и переселенцев относительно земельного пользования становились решающими. Одним из ярких примеров может быть резонансное и одно из крупных выступлений крестьян, произошедшее в селе Павловском 31 мая 1911 г.

Жители 10-тысячного села оказались не удовлетворены результатом землеустройства, по итогам которого сократился душевой надел для старожилов, у села был изъят выпас для скота, а преобладавшему (до 7 тыс. чел) неприписанному населению, состоявшему преимущественно из переселенцев из Европейской России, было «категорически отказано в наделе земли». Особое недовольство населения вызвал факт наличия вокруг села достаточного количества земли для наделения жителей по полной норме надела, однако Кабинет предпочел оставить эти земли за собой для их сдачи в аренду. На этом фоне жестокость в наказании объездчиком Павловского имения одного из нарушителей кабинетского землепользования вызвала волнения населения 31 мая 1911 г., вылившиеся в разгром канцелярии лесничества. Беспорядки были остановлены войсками, отправленными из Барнаула, и арестами среди крестьян[21].

И. Я. Репин. Крестьянский дворик

Павловское волнение как одно из самых крупных крестьянских движений в Сибири оказалось в сфере особого внимания Министерства внутренних дел, получавшего информацию от томского губернатора П.К. Грана. Для «выяснения коренных причин» волнения он 14 июня предпринял поездку в район волнения. Губернатор пришел к выводу, что причиной беспорядков были «обострившиеся отношения на почве землепользования между местными учреждениями ведомства Кабинета с одной стороны и населением с другой». При этом всю ответственность за произошедшее губернатор возлагал на непричисленных «разночинцев», разобщенных от коренных жителей села и представляющих «мало надежный элемент со слабо развитым чувством законности и порядка». Именно они активно противодействовали чинам Кабинета, не желая «примириться с мыслью о том, что земля и лес чужие, а не собственные». Действия Кабинета и землеустроителей, напротив, характеризовались законностью и стремлением к «установлению наиболее правильных… взаимных отношений с местным населением, по возможности без ущерба для последнего». Управление округа в новой ситуации рассматривалось как защитник «небольших угодий, оставшихся от землеустройства и переселения» от «окончательного захвата их засельщиками». Поэтому П.К. Гран, считая произошедшее волнение вполне закономерным событием, в качестве главной его причины назвал «естественный антагонизм интересов Кабинета и сельского населения Алтайского округа», который не гарантировал нормализации их отношений в будущем[22].

Позиция губернатора, хотя и выявила суть противоречия, но не отличалась критическим подходом к действиям кабинетского ведомства на Алтае. Недавно вступивший в должность, губернатор вряд ли успел вникнуть в сложность взаимоотношений местной кабинетской администрации и населения. К тому же сформулированные выводы о причинах павловских беспорядков скорее всего, сложились в результате общения с представителями администрации Алтайского округа. В силу очевидной солидарности с позицией Кабинета его управляющий Е.Н. Волков, ознакомленный с донесением П.К. Грана, охарактеризовал его как «в высшей степени беспристрастное и правильное объяснение причин беспорядков». Но в характеристике Е.Н. Волкова была выражена более непримиримая позиция по отношению к населению, которое «то и дело вступает на путь беззакония»: «В данное время неизбежна самая серьезная борьба с произволом населения, стремящегося внести прежний хаос в земельные отношения»[23]. Это мнение провозглашало категоричную готовность ведомства к открытой конфронтации с населением, шедшую вразрез с позицией томского губернатора, не желавшего обострения отношений на подведомственной ему территории.

Примечания.

[20] ГАТО. Ф. 3. Оп. 77. Д. 417. Л. 187‑188.
[21] Аграрные беспорядки // Утро России. 1911. 16 июня; Храмков А.А. Революционная борьба крестьянства Томской губернии в 1910–1916 гг. // Революционное движение в Сибири и на Дальнем Востоке. Вып. I. Томск, 1960. С. 166–169.
[22] РГИА. Ф. 1291. Оп. 84 (1911 г.). Д. 192а. Л. 14‑15, 16 об. – 17.
[23] РГИА. Ф. 1291. Оп. 84 (1911 г.). Д. 192а. Л. 34, 35.