Видя, что маятник качнулся в обратную сторону, станичный атаман вновь ринулся в бой. 24-м февраля 1892 г. датирован документ с необычным названием: "Надпись на предписании Г. Бийского Окружного Исправника 11 февраля 1892 г. № 449, по просьбе крестьянина Артамона Платонова, поданной Г. Томскому губернатору 5 декабря 1891 года" (документ 16). По существу это – прошение, протест казаков против губернаторского предписания от 15 января (которое, очевидно, и дублировал бийский исправник в не дошедшем до нас предписании от 11 февраля). Вновь повторяя доводы о законах, казаки между делом сообщают, что существенно скостили ставки: с переселенцев, "в уважение бедности некоторых из них", Антоньевский станичный сход постановил взыскивать долг не за 17 лет, а 5 последних (начиная с 1887 г.).
И.К. Айвазовский. Обоз в степи.
Попутно атаман Мархинин добавлял немного чёрной краски к портрету крестьян, которые "по привычке, положительно не исполняют" требование платить за пашню и покос, притом нарушают и другой пункт соглашения, "выезжая в поле на лучшую землю без всякого дозволения кого бы то не было, а чрез это, само собою разумеется, происходят большие ссоры, а в 1888-м году в Терском даже была и драка из-за покоса" (л. 26 об.).
По весне 1892 г. начали поступать и ответы от представителей власти. Первым прислал рапорт (документ 17) бийский исправник [23]. В Томске этот документ был получен 26 марта. Его основная часть близко к тексту повторяет "надпись" атамана Мархинина, включая и художественные обороты – о том, что станичное правление день и ночь бесплатно работает на переселенцев (поскольку они не платят местных сборов) и том, что переселенцы устроились не хуже бывших помещиков (и государственных налогов тоже не платят). В итоге автор документа делал вывод, что жалоба Платонова "не заслуживает уважения, и наложенная на них недоимка должна подлежать ко взысканию" (л.7 об.).
21 мая в губернское управление поступил ответ от чиновника по крестьянским делам 1-го участка Бийского округа Е. Лущикова (документ 18). Чиновник также целиком был на стороне казаков и утверждал, что "никаких притеснений доверителям Платонова старожилами казаками делаемо не было", а напротив, казаки "сами испытывали от них притеснения благодаря численному превосходству их". Чиновник с неодобрением писал о "привилегированном" положении, которое создали себе переселенцы: "прожив в поселке Терском с лишком 20 лет, не зная над собою никакой власти и не относя никаких повинностей, ни денежных, ни натуральных, переселенцы естественно остались крайне недовольны изданным предшественником Вашего Превосходительства распоряжением (30 января 1890 г. № 168)" (л.18–18 об). Таким образом, чиновник игнорирует факт неоднократных жалоб переселенцев на давление старожилов, игнорирует само наличие разных групп переселенцев и рисует исключительно одностороннюю картину [24]. Как обычно в такого рода конфликтах, низовые чиновники имели вполне определённое мнение. Иногда они пытались его маскировать, демонстрируя стремление к объективности; но Антоньевский случай – не из этого ряда.
На основании полученных ответов губернское управление принялось сочинять собственный ответ в царскую канцелярию (документ 19). Дело оказалось долгим. Судя по исправлениям в датировке на черновом отпуске этого документа, работа над ним началась в июне, а завершилась 12 августа. Не вдаваясь в тонкости, автор ответа утверждал, что жалобщики "поселились в поселке Терском более 20 лет назад с условием уплаты подлежащих сборов за пользование землями". После того, как все полутона были, таким образом, обрезаны, оставалось только пересказать суть законов 1868 и 1870 гг., указать на то, что льготный к переселенцам закон 13 июля 1889 г. относится к казённым землям (а не к Алтайскому округу) и сделать вывод о том, что прошение "не заслуживает удовлетворения". Что и было сделано. Чтобы более наглядно представить тенденциозность документа, можно указать на одно внутреннее противоречие: утверждение о давнем (20 лет назад) поселении жалобщиков в Терском соседствует со словами о том, что повод к жалобе дало постановление М.А. Таубе 1889 г., касавшееся только новых переселенцев (не учтённых постановлением Н.Г. Казнакова 1875 г.). Первое утверждение было нужно автору документа, чтобы очернить переселенцев (20 лет не плативших должных сборов), последнее – чтобы обелить казачьего радетеля (который, вроде бы, не пытался изменять правила задним числом). Нестыковки между этими двумя положениями автор, видимо, не заметил. Предвзятость его очевидна.
Императорская квартира составила свой ответ Платонову с опорой на губернаторские данные, и это был отказной ответ (документ 20). Документ этот прост и не заслуживал бы упоминания, если бы не входящий штамп Томской губернской тюремной инспекции, дата которого (5 октября 1892 г.) на три дня отстаёт от даты получения в крестьянском присутствии Томского губернского управления (2 октября). Штамп крестьянского присутствия встречается на других документах дела многократно (и это логично); тюремной инспекции – ни разу (что тоже логично). Почему для исполнения этот документ направили не исправнику, а в тюремное ведомство? Эта загадка остаётся пока нерешённой. Напрашивается предположение, что Артамон Платонов за свою борьбу против казаков успел попасть в тюрьму (хотя и странно, что этот факт не отложился в других документах).
Не вполне понятен и последний документ из дела – расписка Платонова от 26 января 1893 г. (документ 21) Кажется логичным, что это та самая подписка, требованием которой завершается отношение из императорской канцелярии – подписка в ознакомлении с отказом на прошение государю императору. Однако такая подписка должна была уйти в столицу в подлиннике, в томском деле могла остаться лишь копия. Но подписка на л. 56 – подлинная: здесь и личная подпись атамана Мархинина, и буквы, выведенные отставным унтер-офицером Григорием Лудцевым (за неграмотного Платонова и за неграмотного же полицейского сотского). Притом в самой расписке об императорской канцелярии не упоминается: "предписание Томскаго Губернатора от 30 декабря 1892 года за № 3661, Г. Бийскому Окружному Исправнику, мне объявлено и приговор данный мне обществом на ходатайство от 25 августа 1891 года, я получил в чем и подписуюсь" (л. 56). Если бы речь шла о предписании объявить постановление императорской канцелярии, то всё-таки была бы странной разница в датах: губернаторское предписание исправнику было отправлено почти через 3 месяца после получения решения из императорской квартиры. Ясно, значит, что губернаторское предписание от 30 декабря 1892 г. не связано с прошением в адрес царя. А с чем связано, и о каком общественном приговоре речь?
На этот вопрос можно предположить простой ответ: "для полноты коллекции" после получения самого главного ответа от "хозяина земли русской" крестьянину всё же вручили и отказы по его обращениям к губернатору – с возвращением приговора от 6 августа 1891 г., которым терские переселенцы подтверждали полномочия своего доверенного. Однако та доверенность сохранилась в деле в подлиннике, достоверность которого несомненно свидетельствуется разнобоем почерков среди подписей.
Все эти особенности последних двух документов заставляют думать, что заключительный этап кризиса был более напряжённым, чем можно предположить по незначительным архивным отзвукам. Вероятно, за кадром остались бурные события, связанные с заключением Платонова в тюрьму. И не исключено, что власть в лице Г.А. Тобизена всё-таки заставила казаков пойти на какие-то уступки, позволившие переселенцам по-настоящему устроиться на бывших казачьих землях.
Примечания.
[23] Подписан "за исправника" его помощником; судя по подписи, можно допустить, что это Евгений Клевакин, автор "Заметок и очерков о Бийской городской общественной и частной жизни", удостоенный отдельного фонда в Государственном архиве Алтайского края. Поршенников упоминается в тексте уже как бывший исправник.
[24] Эти же положения, более концентрированно, тот же чиновник повторяет в отношении от 27 мая (л. 27–27 об.). В данном сборнике оно не приводится, поскольку не вносит в ход противостояния ничего нового; составлено оно, очевидно, лишь как сопроводительное письмо к тем жалобе Платонова, которую чиновник забыл вернуть с предыдущим отношением.