В следующем году переселенцы, как и следовало ожидать, вновь распахали захваченную ранее землю. Общество 9 мая 1916 г. вновь составило приговор (документ №46); уполномоченным от общества на сей раз стал Р. Башаев. В вину непричисленным вменялось то, что они в наступившем году "изволили выехать и распахать выгон поскотину  и посеять пшеницей где у нас у местных крестьян выпуск лошадей и выход табунов", причём "производя посевы на крестьянских надельных паях с вооружением в руках угрожают местных крестьян". "И мы местные крестьяне под страхом угрозов с опасением ездим на полевые работы от самовольно проживающих крестьян каковые часто угрожают нас местных крестьян оружием при одиночной встрече" (л. 75 - 75 об.). Особым пунктом ставилась в счёт уже упоминавшаяся установка дома М. Мосоловым. Надежды авторы приговора возлагали на крестьянского начальника, к которому и посылали своего ходатая.

История 1915 года пошла, таким образом, по второму кругу. Так же, как и в прошлом году, в первой половине июня дело дошло до телеграммы губернатору (документ №48). Сохранившаяся в деле копия этой телеграммы не датирована, но учитывая быстроту обработки телеграмм чиновниками в предыдущем году, можно утверждать, что она отправлена незадолго до вызванных этой телеграммой отношений губернатора исправнику и крестьянскому начальнику, то есть 10 или 11 июня.

Выезд на полевые работы.

Текст телеграммы не кажется необычным: самовольцы распахали общественную землю, уклоняются от службы в армии, угрожают убийством. Разве что добавляется указание на возможное расширение конфликта: нарушители не только уже распахали чужие участки, но и "начинают опять распахивать землю, собираются для сего все вместе". Концовка вновь типична: просим "усмирить самовольцев, дабы не было скандала до убийство кого-либо".

Эта, в общем-то, прогнозируемая телеграмма вызвала, однако, совсем иную реакцию губернатора, чем в прошлом году. Он предписал исправнику (документ №49) "немедленно принять меры к прекращению самоуправных действий со стороны вышеуказанных крестьян и к привлечению их за таковые к законной ответственности, а также к привлечению к воинской повинности сыновей Васильева и Ченского, если только они действительно подлежат к отбыванию таковой" (л. 79 - 79 об.). Более того, он переслал копию этого предписания крестьянскому начальнику (документ №50) и "предложил" ему "принять и со своей стороны меры к недопущению самоуправных действий со стороны означенных в телеграмме крестьян" (л. 77).

Казалось бы, речь идёт о полицейских мерах, зависящих от исправника. Возможности крестьянского начальника в такой обстановке скудны; посылая ему "предложение", губернатор хватался за соломинку. Он наконец ощутил опасность.

Раньше, чем адресаты успели получить отношения губернатора, в Сартаковском деле произошла развязка. 13 июня Федосовский волостной старшина отправил начальству рапорт о том, что "временно проживающие в д. Сартаковой кр-не Александр и Никанор Васильевы с прочими сего 13 июня, распахивая самовольно общественный выгон возбудили вооруженное буйство и литовкою убили крестьянина дер. Сартаковой Нестера Петрова Калягина, последний же обороняясь убил Никанора Васильева" (л.81).

Исправник, прибывший в Сартаково 22 июня, уточнил в своём рапорте (документ №52), что вооружённое столкновение началось с попытки старосты и понятых остановить братьев Васильевых, пахавших общественную поскотину. Никанор Васильев замахнулся ножом на Нестера Калягина и получил от него ружейную пулю. Сам Калягин побежал в сторону успевших отъехать односельчан, но не смог уйти от Александра Васильева, который зарубил его косой. Последний вместе с отцом в тот же день уехал в Ново-Николаевск. Рапорт завершается сдержанной припиской: "считаю нужным доложить Вашему превосходительству, в дополнение представления своего от 28 сентября 1915 года <...>, что отношения между крестьянами дер. Сартаковой и упомянутыми Васильевыми обострились до невозможности, крестьяне озлоблены на непричисленных за то, что они, проживая в этой деревне оседло, невзирая ни на какие распоряжения, пашут не принадлежащую им землю, рубят лес, в общественном выгоне пасут скот, и не платят и не несут буквально никаких повинностей" (л. 82 об. - 83). Как видно, теперь исправник уже не возражал против использования положения об усиленной охране.

И. Н. Крамской. Созерцатель.

Этот путь, как ни удивительно, и был использован губернатором (документ №53). 8 июля 1916 г. он постановил: сартаковским переселенцам "ввиду вредного направления и опасной, для общественного порядка, деятельности, воспретить, на время продолжения Положения чрезвычайной и усиленной охраны, пребывание в пределах Томской губернии, выслав их, с установленными проходными свидетельствами, в избранные ими самими места жительства" (л. 84 об.). Итак, за убийство переселенцы поплатились переменой места жительства на любое другое, удобное им.

Строго говоря, у нас нет документов, подтверждающих, что постановление губернатора было исполнено. Но в пользу этого предположения говорит ходатайство М.Мосолова (документ №54) с просьбой лишь об отсрочке выезда (до сбора урожая).