Противостояние 1911 г. – это, в конце концов, одна многоходовая попытка непричисленных переселенцев доискаться правды, найти у властей управу на сартаковское общество.

Они быстро прошли местные инстанции, и уже 8 июля (как явствует из разъяснения губернского управления) (документ №6) получили отказ от самого губернатора. Всё предыдущее мы знаем в позднейшем изложении чиновников. С этого места начинается часть, непосредственно иллюстрируемая сохранившимися документами.

Переселенцы обратились за помощью к сенатору О.Л. Медему, ревизовавшему управление Сибири (документ №4). Прошение направлено от имени 86 доверителей Бакулина и Фролова, однако между делом сообщается, что в большинстве своём они "разбрелись" по Сибири. Осталось лишь 24 души, причём в основном это – жёны и дети, объединяемые вокруг шести глав семейств.

Фото С. М. Прокудина-Горского. Гречиха.

Обращает на себя внимание сочетание доводов в обращении к Медему. Ходатаи, вроде бы, доказывают свою юридическую правоту: говорят о "путанице с умышленной целью" (в землеотводных документах), намекают на решающее значение умышленно скрываемого от них загадочного "списка Быкова", требуют рассмотреть все относящиеся к делу документы. С другой стороны, "самым важным" они называют свою бедность, жалуются на "несчастное положение" и "умоляют" "не оставить несчастных отцов и их семейств, полуголодных и оборванных". Переселенцы, таким образом, понимают слабость своих юридических доводов, но всё-таки представляют юридическую часть дела как свой козырь. Они понимают, что для представителей государства вопрос о законности – вопрос первостепенный.

Мастерски составлен абзац о проблемах с припиской. В начале его упоминается "некто" Илья Потапов (вероятно, переселенец из другого места выхода, не являющийся близким знакомым авторов текста). Его история не излагается в подробности, и лишь даётся намёк на то, что сибирские власти отказывались выдать ему паспорт с местной припиской. Независимо от того, правда это или нет, сюда явно не подходит случай Александра Васильева, которому Федосовское волостное правление паспорт выдало (документ №1) [10], и сами жалобщики об этом сообщают. Тем не менее, эти два случая сводятся воедино и ненавязчиво, но определённо выводятся на рассуждения о том, что вероятные претензии к Васильеву за неявку на призывной участок будут безосновательны. Эти рассуждения не остались в теории. Сыновья переселенцев не пошли служить не только в 1911 г., но даже в 1915-м, даже после получения повесток (о чём мы узнаём из документа №35).

Заслуживает внимания и стиль обращения. В исходящих от крестьян документах начала XX в. обычное дело – косноязычие и падежные нестыковки; между тем ходатайство Бакулина и Васильева даёт образец первосортной риторики. Здесь и патетические восклицания: "Мы не можем допустить даже той мысли, чтобы в нашей матушке России ложь и обман взяли верх". И риторические вопросы: "Куда деваться и что делать: суму на спину?". И "государственный взгляд" на дело: "И без нас едет сюда немало с голодных губерний". И дискредитация противника (как чиновников-"взяточников", так и старожилов, которые "поговаривают принимать новых, как только удастся им выгнать нас"). Мы не знаем, сам ли Фрол Бакулин сочинял подписанный им документ [11]. Но точно, что автор ходатайства к О.Л. Медему обладал отличными адвокатскими навыками.

Наконец, стоит обратить внимание на отличную осведомлённость переселенцев об устройстве системы властных органов. После неудачи жалобы крестьянскому начальнику они вышли на уровень губернии, причём добились личной встречи с губернатором [12]; не добившись успеха здесь, нашли сенатора-ревизора (к которому специально ездили за 250 вёрст в Томск!). Не получив удовлетворения и от него, стали действовать по линии Главного управления землеустройства и земледелия: обратились в к заведующему Томским районом, потом – и в столицу, в Переселенческое управление. Одновременно со всем этим они обращались с запросами в органы губернского управления Европейской России (Самара, Тула — документы №7, №9, №17).

Заготовка капусты.

Сенатор О.Л. Медем, пересылая переселенческую жалобу томскому губернатору, ходатайствовал об устройстве просителей, а не о рассмотрении их жалобы, таким образом однозначно высказываясь в их пользу (документ №5). Использованное сенатором выражение не обязательно означает ущемление старожилов: устроить переселенцев можно было бы и на другой земле. Но обязательно означает нечто большее, чем тот приём, который переселенцы встречали прежде: "идите куда знаете, а где вы возьмёте на это деньги, нас не касается".

Однако губернское правление, которому губернатор передал этот текст, ограничилось сухим отказом со ссылкой на разъяснение губернатора при июльской встрече (документ №6). На рубеже ноября–декабря 1911 г. этот ответ был доставлен подателям жалобы, а уже в начале июня следующего (1912) года свой ответ в Сартаково отправило Переселенческое управление (документ №8). Прежде чем отвечать на телеграмму из Федосовской волости, переселенческие чиновники запросили мнение заведующего землеустройством и переселением в Томской губ. Если судить по срокам обработки жалобы Медему, обмен между двумя инстанциями должен был занять не меньше месяца. Жалоба была отправлена по телеграфу – значит, она воспринималась переселенцами как срочная. Можно предположить, что она была подана с обострением земельного вопроса в начале земледельческого сезона, и переселенцы надеялись, что им удастся отстоять право запашки в текущем году.

Ответ Переселенческого управления обрывал последнюю нить надежды переселенцев получить поддержку властей. Больше жаловаться было некому. Ни местные власти, ни центральные не признали законность их претензий. До этого времени вся их практическая борьба на месте (запашка, угрозы) была лишь средством продержаться до получения "правильного" решения от "справедливых начальников". Тяжбы с обращением к столичному начальству – явление нередкое для эпохи железной дороги и телеграфа. Теперь же борьба переселенцев превратилась в борьбу против всех. Средь бескрайнего враждебного окружения они создали свой остров, на котором решили держаться до конца – вопреки соседям и невзирая на постановления чиновников. Как ни удивительно, им это удалось: система принуждения дала слабину, столкнувшись с отчаянной решимостью крестьян. Обратимся к тем механизмам, которые использовали стороны на отрезке 1912–1914 гг.

Примечания.

[10] Этот паспорт тоже подшит к делу. Он был выдан 16 февраля 1911 г. – как раз между двумя взаимоисключающими решениями Томской казённой палаты насчёт приписки переселенцев.
[11] Фамилию свою он подписывал с трудом, но это ещё не доказательство косноязычия.
[12] Переселенцы и чиновники по-разному описывают её результат: то ли губернатор разъяснил неприемлемость требований, то ли обещал разобраться, но сам факт встречи указывают обе стороны