Решение, обсуждавшееся губернатором и начальником округа, имело только один изъян: оно противоречило закону. Отношения переселенцев и старожилов регулировались Положением 30 июня 1865 г. [10], и этот закон требовал согласия тех обществ, к которым причисляются переселенцы. Согласие же оформлялось приёмным приговором сельского схода. Потому-то Г.А. Тобизен, в отношении от 16 апреля (документ № 2) давая крестьянскому чиновнику ряд вполне определённых предписаний, вместе с тем туманно просил его "личным своим влиянием" "привести стороны к обоюдному согласию" "и тем прекратить дальнейшие осложнения, могущие проистекать из настоящего положения дела". Столь тонкую "работу с населением" демонстрировал в Ново-Тырышкинском деле начальник губернского правления Н.Н. Петухов, но Е. Лущикову (который тоже успел себя проявить в Ново-Тырышкино) эта задача была не по силам. Между тем, старожилы хорошо представляли свои права и не собирались сдавать их без боя. В мае–июне 1893 г. губернатор получил два подряд пакета документов от старожилов, каждый из которых содержал, как и положено, постановление сельского схода о выборе доверенного (с кратким изложением дела) и собственно жалобу общественного ходатая.
Прессовальный станок для сена. 1916.
В жалобе Ф.Н. Новикова (документ № 7) бросается в глаза самоуверенность автора. В первых же строках он без малейшего стеснения сообщает, что переселенцы купили дома у старожилов. Причина этой самоуверенности тоже обнаруживается быстро: "в том году поступило распоряжение начальства – не стеснять их водворяться и покупать дома в селениях Старожилов". Вряд ли этот пересказ губернаторского распоряжения точен (давать свои указания насчёт чужих денежных расходов было бы со стороны начальника губернии неосторожно). Но ясно, что старожилы подчеркнули суть дела: разрешить новосёлам пожить нам приказывали, а выдавать приёмные приговоры – не было приказа, и запрета продавать дома тоже не было. Юридически всё правильно.
Наряду с юридическим обоснованием, старожилы попытались доказать и справедливость своих требований по существу дела. Существом же выступало крестьянское хозяйство, для которого наличных земель, при традиционной хозяйственной системе, действительно было многовато. "Хотя у нас есть в избытке пахотная земля, но мы терпим недостаток в сенокошении и при том сенокосные луга мы орошаем искусственно – посредством подъема в речках воды плотинами, кои начали устраиваться нами лет 30 тому назад, и при ежегодной поправке и усовершенствовании их – они стоят нам больших затрат и трудов, а если принять нам новых членов в общество, то мы лишимся возможности пользоваться сеном в достаточном количестве, которое составляет необходимейший продукт нашего хозяйства, и должен будет пойти ни во что наш труд по устройству плотин" – так Ф.Н. Новиков объяснял суть проблемы. Формулировка не отличается определённостью, и похоже, что это преднамеренная туманность. Если пахотная земля "есть в избытке", то почему часть излишка нельзя пустить под дефицитные сенокосы? Увязка принятия новых членов с потерей труда по устройству плотин заставляет думать, что "лишние" пахотные земли действительно использовались как сенокосы, то есть площадь их была весьма обширной. Значит, и само скотоводство выступало не вспомогательной, но, для самых зажиточных крестьян, основной отраслью их обширного хозяйства. Это объяснение вполне согласуется с описанием Н.Н. Петухова, данным в связи с Ново-Тырышкинским делом: земледелием основная масса сибирских крестьян обеспечивала себе зажиточную жизнь, скотоводством же самые предприимчивые создавали богатство. Таким образом, в Огнево под угрозой оказался источник богатства. В Великобритании четырьмя веками ранее "овцы стали пожирать людей". В Сибири "пожирать переселенцев" приготовились коровы – точнее, их владельцы-старожилы.
Примечания.
[10] Полное собрание законов Российской империи. Собрание 2-е. Т. 40. Ч. 1. С. 834–837. №. 42353. "О водворении в Алтайском округе государственных крестьян"