Зачинщиком крестьянской жалобы был тот самый Шматов, который (с двумя товарищами) жаловался в МВД уже в декабре 1883 г., когда большинство ещё надеялось договориться с губернатором. Убедившись наконец, что губернатор не поможет, переселенцы примкнули к Шматову. Но при этом использовали риторику, которой научились от томских чиновников.

Вдруг оказалось, что старожилы сами "всемерно" старались остановить переселенцев в своём селении, дабы получить работников для уборки урожая и для того, чтобы продать втридорога полусгнившие дома. Притом старожилы, вроде бы, обещали им по уборке урожая выдать приёмные приговоры, но затем заломили за них несуразную цену (от 50 до 150 руб.) (л. 95 об. – 96 об.). Этих сюжетов не было в прежних жалобах переселенцев, но на них делали упор чиновники – и во внутриведомственной переписке, и, надо полагать, при личных встречах с крестьянами. Намотав на ус невольную (?) подсказку чиновников, переселенцы проявили и творческую инициативу: чиновники нигде не упоминали, чтобы старожилы обещали приёмные приговоры. Зато были забыты "свободные под хлебопашество земли", которыми соблазнились переселенцы, если верить декабрьской жалобе 1883 г. Авторы ходатайства не ставили задачей излить душу; им нужен был результат. Результат зависел от чиновников; значит, надо было им подыграть.

Сведения о предыстории противостояния, таким образом, вызывают сомнения. Зато есть не зависящие от "подсказок чиновников" данные об истории противостояния после июля 1884 г. Говоря о сборах с души и скота, переселенцы утверждают, что уплачивали их "сполна и беспрекословно", но "после этого, а именно в 1883 году и 1884 году по случаю неурожая хлебов оброк не был выплачен сполна". Тогда старожилы стали самоуправно забирать в счёт долгов ценное имущество, вторично постановили приговор о недопуске переселенцев на пашню и даже "стали разламывать производимые нами вновь постройки помещений, изгороди около домов и дворов" – хотя и были остановлены исправником и чиновником по крестьянским делам (л. 96 об. – 97 об.). Сведения эти отчасти согласуются со словами Петухова о полетках; отчасти дают новые подробности к уяснению противостояния апреля и мая 1884 г. (в общих чертах уже известного нам), а может быть, и летних событий 1884 г. (по другим источникам не известных).

Как минимум, из сентябрьской жалобы 1885 г. мы видим ясно выраженное нежелание переселенцев мириться с той перспективой, какую им нарисовал Петухов на сходе 20 мая 1884 г. Уже на следующий день они жаловались в Кабинет ЕИВ с просьбой, вопреки постановлению губернатора, "остаться на жительство в селе Ново-Тырышкинском с причислением всех нас к этому селению в установленном законом порядке, без приемных приговоров ввиду крайнего разорения от понесенных нами убытков от произвольных и незаконных действий старожилов" (л. 98). Сама жалоба в деле не отложилась, но известно, что переселенцы рассчитывали на козырь, добытый В. Шматовым – "удостоверение" А.А. Ваганова. Козырь не помог, прошение осталось без ответа.

По тексту жалобы похоже, что даже Василькову переселенцы жалуются не впервые: "Изложив всю безвыходность положения доверителей и нас, а также и ввиду последовавшего распоряжения ВАШЕГО ВЫСОКОРОДИЯ о непременном и скорейшем взятии нами приговоров или же приискании новых участков, доверители и мы осмеливаемся вновь почтительнейше просить Особу ВАШЕГО ВЫСОКОРОДИЯ, как единственного защитника нашего, учинить надлежащее распоряжение по предоставленной Вам власти ввиду изложенных выше притеснений и понесенных нами убытков и тяжкого разорения, а также и ввиду нынешнего неурожая хлеба, по случаю вымерзнутия и выбития хлебов градом и упадка рогатого скота, от которого ни у кого из нас переселенцев ни осталось ни одной рогатой скотины, о причислении нас к селу Ново-Тырышкинскому установленным порядком без приемных приговоров, а в случае же недостатка земли в гранях села Ново-Тырышкинского не будет ли признано возможным прирезать к граням этого селения пустолежащие земли по речкам Камышной, Черновой и в верховьях Березовки" (л. 98-98 об.). Похоже, что переселенцы уже обращались к Василькову и получили отказ, но предыдущее ходатайство не было столь подробным по части описания бедствий и страданий переселенцев.

Переселенцы не верили в положительный исход жалобы и сразу попросили, если ходатайство "уважено быть не может", передать его "на благоусмотрение" министру внутренних дел или даже самому императору. Если же ходатайство будет вовсе отклонено, то переселенцы просили "при окончательном выдворении нас из села Ново-Тырышкинского сделать распоряжение о взыскании с общественников старожилов за дома, приобретенные от них покупкою и за захваченное незаконным[и] и произвольным[и] действиями старожилов имущество" (л. 99-99 об.). Как видно, обращение было жестом отчаяния. Похоже, что ново-тырышкинская усобица между старожилами и переселенцами если и не давала уже ярких вспышек, всё же тлела горячими угольями.