Крайне интересный сюжет о справедливости, однако, остаётся второстепенным для данной статьи. Уяснив канву событий, пора переходить к их подтексту. Формальный смысл, как мы видели, был связан с борьбой вокруг выпаса скота и вокруг усадебных мест. Но корень ново-шульбинской тяжбы – вопрос о пахотной земле. Не случайно крестьянский начальник, посвятив несколько страниц своего рапорта (документ №11) доказательству законности и справедливости ново-шульбинских полетков, напоследок говорит о другом – о главном: "В заключение своих объяснений я должен заявить, что у сельских обществ, кроме обложения переселенцев полетками, нет никаких других средств противостоять наплыву переселенцев, и если признать наложение полетков незаконным, то все старожильческие селения в одно лето будут наводнены переселенцами настолько, что не останется на душу не только 15, но даже и 5 десятин" (л. 29 об.). Мысль чиновника отлично вяжется и с размером "полетков". Желая проиллюстрировать дороговизну приёмных приговоров, современники говорили, что их цена доходила до 100–200 руб. Размер переселенческой ссуды от правительства, рассчитанной так, чтобы она позволяла "с нуля" обзавестись хозяйством (дом, корова, лошадь, плуг), составлял 165 руб. В этих условиях 40 руб. (а с учётом скота – и более 50 руб.) в качестве ежегодной платы – это, конечно, запретительная цифра. Старожилы не хотели пускать переселенцев на свои земли – и в этом суть дела.

Чтение документов.

Однако и в переселенческих, и в старожильческих жалобах на первый план выводятся другие – как будто, второстепенные – вопросы. Переселенцы, описывая (документ №8) поборы со стороны старожилов, подразумевает чрезмерную жадность последних: "общество увидело, что если только наложить на всех неприписных жителей села Н.-Шульбинского налог <...> то можно получить хорошую пользу" (л. 9 об.). Кульминация их жалобы к губернатору – вопрос, имеют ли право старожилы требовать платы за усадьбы и "за каждую лошадь, которые никогда у нас не отлучаются в степь для пастьбы, а всегда находятся дома и кормятся домашними припасами" (л. 10–10 об.). Беспокойство старожилов вращается вокруг того, что переселенцы пользуются "скотским выпуском, а также и усадебными местами", вокруг "сухих мест, находящихся вблизи заимок" (которые надо в раздел не принимать, а оставлять для общественного выгона), вокруг возведения старожилами построек на "купленных" ими землях общества (документы №1 и №2).

Именно эти частные вопросы оказываются в центре внимания, потому что то или иное их решение обеспечивает и решение ключевого вопроса: сохранят ли старожилы свои привольные угодья, или переселенцам удастся обустроиться в Ново-Шульбинском навсегда.